Движение как противоречие.

Механизм постижения сущности примерно таков: мы посредством практики вырываем из бесконечного единого ту или иную вещь, как бы вынимаем “кирпич” из сплошной “стены” абсолютного бытия единства мира. При этом, вырванное нечто, пущенное в практическое дело по потребностям общественным человеческим, перестает быть собой. Как восстановить оборванные с единством мира связи, когда вещи уже нет?

Нет вынутого из “сплошной стены” всеобщего бытия “кирпича”, его использовали в хозяйстве практическом. (То как “оселок” для точки ножа, то после размельчения в порошок - для чистки посуды, то как подпорка вместо сломавшейся ножки дивана, то как гнет при засолке капусты и т.д. до бесконечности. Но в каждом случае он перестает быть “кирпичом”. Это его исходное качество отрицается.) Но осталась своего рода “дырка”, некоторое “ничто” этого нечто в “стене”, из которой мы вырвали чувственно-практически эту форму бытия*. А с этим, значит, получили форму предмета без предмета. По этой ничтойной идеальной форме и происходит восстановление связей всеобщих. Мы практически делаем воспроизведение вещи по ее контуру и водружаем на место и, таким образом, устанавливаем объективную истинность нашего знания о ней и ее места в мировой связи. Но уже на уровне знания сущности ее, конкретности (единства в многообразии), а не односторонности (абстрактности), противоречивости и т.д., доведенной до единства отдельности и общего, всеобщего. Если мы в состоянии практически воспроизвести вещь исходного типа, которая адекватно занимает место по контуру упомянутой “дырки”, то это и есть показатель и критерий истинности нашего знания. Этим же мы восстанавливаем ее всеобщую связь, единство в многообразии (= конкретность). В этом и заключается смысл того, что зовется конкретностью истины.

Итак, мы действительно не можем познать движение, не прервав непрерывное. Познание начинается с того, что мы вырываем практически из всеобщей мировой связи некоторую отдельную абстрактную форму бытия. И такое прерывание познанием выступает как некоторое “нарушение” действительных всеобщих связей, объективной непрерывности. Но при этом следует иметь в виду, что, во-первых, получаемая в результате этого дискретность не есть продукт такого вырывания познанием, а существует в самом деле в действительном движении как один из моментов единства непрерывности и дискретности этого движения; во-вторых, не нужно смешивать прерыв, который содержится в объективном содержании действительного непрерывно-прерывного движения, с прерыванием познанием и сводить первое ко второму; в-третьих, не следует считать, что противоречивость создается такой природой познания; в-четвертых, “нарушение”, наносимое вторжением познания в действительные связи, не только преодолимо, но и является необходимым моментом в постижении непрерывности; в-пятых, только через проникновение теоретическим мышлением в полученную и выраженную в логической форме дискретность мы в состоянии постичь действительную непрерывность.

Читая в “Философских тетрадях” комментарии В. И. Ленина к гегелевскому рассуждению о диалектике, можно понять, что последняя складывается из таких характерных черт, которые позволяют рассматривать ее: 1) как диалектику движения мысли в понятиях, куда включаются, по мнению В. И. Ленина, движение понятий, переходы, переливы, а также ““анализ понятий”, изучение их, “искусство оперировать с ними” (Энгельс) требует всегда изучения движения понятий, их связи, их взаимопереходов” [12, с. 227]; 2) вместе с тем - как диалектику углубления мысли в сущность, как “изучение противоположности вещи в себе (an sich), сущности, субстрата, субстанции, - от явления, “для-других-бытия”. (Тут тоже мы видим переход, перелив одного в другого: сущность является)” [12, с. 227]. (Эту сторону диалектики В. И. Ленин характеризует как “в частности”); и, наконец, 3) “В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов: не только явления преходящи, подвижны, текучи, отделены лишь условными гранями, но и сущности вещей также” [12, с. 227].

Видимо, все эти стороны нужно не упускать из виду, когда речь идет о постижении сущности вещей, их противоречивости: движение “мышления в понятиях; и вместе с тем противоположность между мыслью и явлением или чувственным бытием, - между тем, что есть в себе, и тем, что есть бытие-для-другого этого сущего в себе; и находим в сущности предметов противоречие, которое она имеет в себе самой (диалектику в собственном смысле)” [12, с. 226].

То, что диалектика развития действительности постигается через диалектику развития самого постижения действительности и диалектику развития мысли в понятиях, говорит лишь о единстве, которое у нас принято называть совпадением диалектики (“диалектики в собственном смысле”), логики (теории мышления) и теории познания, составляющем то, что называется диалектикой как теорией развития (без трех слов).

Когда Ф.Энгельс говорит, что суть противоречивости вещи в том, что “вещь остается той же самой и в то же время непрерывно изменяется”, и что выражение этого в мысли, в познании должно быть соответствующим, то уже, собственно, приведенное выражение и есть, по существу, выраженная в мыслительной форме противоречивость действительности. Ничего другого для выражения противоречивости и не нужно. Этим все сказано. Мы можем несколько конкретизировать противоречивость, рассмотреть ту или иную из сторон движения как единства многообразия, схватить противоречивость в соответствующих тех или иных категориях, но суть “механизма” противоречивости, как и движения его познания, движения мысли, будет всегда одной и той же. Мы, например, можем рассматривать движение с той стороны, с которой оно выступает как единство устойчивости и неустойчивости, или - как противоречивость случайности и необходимости, возможности и действительности, содержания и формы, притяжения и отталкивания и даже как самого движения и покоя. Однако, какие бы категории мы не избрали для постижения и выражения в мысленной форме соответствующей стороны движения и его противоречивости, суть внутренней противоречивости останется той же. Это будет одновременно то и не то, утверждение через отрицание и т. д. При этом полученная в мышлении в результате диалектической обработки соответствующих понятий внутренняя противоречивость будет соответствовать действительному положению вещей.

Например, тот же покой в этом (диалектическом) плане выступает не как себе равность, не как существующее наряду с движением (что-то противоположное ему, какое-то “недвижение”), находящееся с движением во внешних абстрактно отрицательных отношениях, а как тоже (и то же) движение, но со стороны его формы, конечности, определенности, данности. Покой выступает как момент движения, как его свое другое, постоянно отрицаемое, как отдельное движение, стремящееся к некоторому равновесию, непрерывно нарушаемое совокупным движением. Такой взгляд на внутреннюю противоречивость и взаимопроникновение движения и покоя позволяет понять его суть и относительность не только в механическом движении, где обычно рассматривается относительность покоя как некоторая неподвижность вещи по отношению к одной системе (например, стола - к стенам комнаты) и, в то же время, как состояние перемещения - в другом отношении (того же стола вместе с домом и земным шаром по отношению к Солнцу), но и в других, более сложных формах движения, которые демонстрируют суть относительности покоя и противоречивого отношения с движением в форме, более близкой к их всеобщему взаимоотношению в движении вообще.

Так, в органической форме движения покой раскрывает себя как момент движения, как то же самое движение со стороны конкретности, определённости, опредйленности и т.д. уже тем, что в каждый данный момент в организме происходит постоянное отмирание клеток (вплоть до полного обновления организма), и в то же время он остается тем же организмом. Последнее как раз и обусловлено таким отмиранием клеток, их сменой. Отрицание, постоянное исчезновение, превращение, изменение и есть способ его существования. Суть организма как некоторого “равновесия” заключается в нарушении, в отрицании равновесия. Прекратись этот процесс отмирания, нарушения, - и организм исчезнет. Поэтому определение жизни в формуле “жить это умирать” при всей парадоксальности и формально-логической противоречивости - самое подходящее для выражения действительного положения вещей. И все дело здесь в том, что сам процесс жизни есть противоречие. Отделить в нем противоположности невозможно. Они находятся во взаимовыражении, “взаимопребывании” как одно в другом и через другое (т.е. в диалектическом отрицании).

Если рассматривать жизнь в самом широком плане как форму движения, то мы получим такое же соотношение движения и покоя. В сущности, есть одно - органическое движение, которое, однако, реализуется через определенные формы - конкретные организмы. То, что движение выражается через отдельные определенные формы, выступает как момент покоя, а то, что эти формы постоянно нарушаются, и в этом нарушении, через него, реализуется органическая форма движения в целом, - выступает как движение. Но и это еще не все. Сама органическая форма движения в целом, в свою очередь, выступает как противоречие. Уже тем, что она есть движение в такой определенной форме, которая характеризуется как собственно органическая, является показателем того, что это - момент покоя в движении как изменении вообще.